Как обжаловать решение совета адвокатской палаты

В этой статье юрист Евгения Санарова отвечает на вопрос «Как обжаловать решение совета адвокатской палаты?»

Об актуальных изменениях в КС узнаете, став участником программы, разработанной совместно с ЗАО «Сбербанк-АСТ». Слушателям, успешно освоившим программу выдаются удостоверения установленного образца.

Программа, разработана совместно с ЗАО «Сбербанк-АСТ». Слушателям, успешно освоившим программу, выдаются удостоверения установленного образца.

Обзор документа

Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя В.Д. Зорькина, судей К.В. Арановского, А.И. Бойцова, Н.С. Бондаря, Г.А. Гаджиева, Ю.М. Данилова, Л.М. Жарковой, Г.А. Жилина, С.М. Казанцева, М.И. Клеандрова, С.Д. Князева, А.Н. Кокотова, Л.О. Красавчиковой, Н.В. Мельникова, Ю.Д. Рудкина, О.С. Хохряковой, В.Г. Ярославцева,

рассмотрев вопрос о возможности принятия жалобы гражданки Л.А. Кисилюк к рассмотрению в заседании Конституционного Суда Российской Федерации, установил:

Как следует из представленных материалов, Л.А. Кисилюк, чей статус адвоката был прекращен решением Совета Адвокатской палаты города Москвы, обратилась с исковым заявлением в суд, в котором просила признать данное решение незаконным, а также приостановить его исполнение. Решением суда первой инстанции, оставленным без изменения судом кассационной инстанции, заявительнице отказано в удовлетворении ее искового заявления.

2. Конституционный Суд Российской Федерации, изучив представленные Л.А. Кисилюк материалы, не находит оснований для принятия ее жалобы к рассмотрению.

Как неоднократно указывал Конституционный Суд Российской Федерации, из права каждого на судебную защиту его прав и свобод, как оно сформулировано в статье 46 Конституции Российской Федерации, не следует возможность выбора гражданином по своему усмотрению той или иной процедуры судебной защиты, особенности которых применительно к отдельным видам судопроизводства и категориям дел определяются, исходя из Конституции Российской Федерации, федеральным законом (определения от 24 ноября 2005 года № 508-О, от 19 июня 2007 года № 389-О-О, от 15 апреля 2008 года № 314-О-О и др.).

Таким образом, нет оснований утверждать, что оспариваемые законоположения нарушают конституционные права заявительницы в указанном в жалобе аспекте.

2. Определение Конституционного Суда Российской Федерации по данной жалобе окончательно и обжалованию не подлежит.

Председатель Конституционного Суда Российской Федерации

В.Д. Зорькин

Оспаривались положения, касающиеся вопросов принятия и обжалования решений совета адвокатской палаты по вопросу о прекращении статуса адвоката.

По мнению заявителя, эти нормы неконституционны. Они необоснованно препятствуют обжалованию решения совета адвокатской палаты о прекращении статуса адвоката, поскольку, по сути, предусматривают немедленное его вступление в силу. Тем самым лицо лишено возможности просить суд приостановить исполнение обжалуемого решения.

Отклоняя эти доводы, КС РФ разъяснил следующее.

В Законе об адвокатской деятельности не указан конкретный порядок обжалования решений совета адвокатской палаты.

Однако это не препятствует тому, чтобы применять в этом случае общий порядок, предусмотренный гражданским процессуальным законодательством.

Оспариваемые нормы в т. ч. предусматривают, что лицо, статус адвоката которого прекращен, не вправе осуществлять адвокатскую деятельность, а также занимать выборные должности в органах адвокатской палаты или Федеральной палаты адвокатов.

О принятом решении названный совет уведомляет адвокатское образование, а также территориальный орган юстиции, который вносит необходимые изменения в региональный реестр.

Такое регулирование направлено в т. ч. на незамедлительное исключение из числа адвокатов лиц, не отвечающих предъявляемым к ним требованиям. Это выступает гарантией конституционного права граждан на квалифицированную юрпомощь.

С учетом этого оспариваемые нормы не могут рассматриваться как нарушающие конституционные права.

Совет Адвокатской палаты Удмуртии опубликовал официальное заявление, в котором раскритиковал поправки в Кодекс профессиональной этики, запретившие адвокатам обжаловать решения палаты о прекращении их статуса по материальным основаниям. АП отказалась следовать новым правилам, указав, что они противоречат действующему законодательству и положениям Конституции. Что думают о новелле в других палатах и собираются ли они ее придерживаться, в материале «Право.ru».

На VIII Всероссийском съезде адвокатов, который прошел 20 апреля в Москве, приняли 19 поправок в Кодекс профессиональной этики адвоката (КПЭА). Наиболее резонансные из них касаются запрета критики адвокатуры и возможности оспаривать решения о дисциплинарной ответственности лишь по процедурным основаниям. Обе новеллы спровоцировали множество дискуссий, к числу их ярых противников относится президент АП Удмуртии Дмитрий Талантов. Он полагает, что запрет на критику адвокатуры по сути является запретом критиковать ее руководство, которое и так не всегда готово «слушать и слышать» мнение рядовых членов сообщества (см. «Защитникам запретили публично критиковать адвокатуру»).

Недовольство Талантова вызвал также изменившийся порядок обжалования решения Совета АП о привлечении к дисциплинарной ответственности. Предыдущая редакция п. 2 ст. 25 КПЭА предусматривала, что обжаловать его можно в месячный срок после того, как адвокат узнал или должен был узнать о наказании. В новой редакции оставили прежний срок на обжалование, но уточнили, что жалобу можно подать только на решение о прекращении статуса адвоката и «в связи с нарушением процедуры его принятия». Талантов, выступая на съезде адвокатов, заявил, что новшество нарушает конституционное право на судебную защиту. Кроме того, по его мнению, лишившиеся статуса адвокаты все равно будут подавать в суд жалобы по существу. И судьям придется выбирать, какой нормой руководствоваться: ст. 17 закона об адвокатуре, которая дает такое право, или ст. 25 корпоративной нормы, отмечал глава АП Удмуртии, добавляя, что суд выберет федеральный закон (см. «Станем этичнее с новыми стандартами»: итоги всероссийского съезда адвокатов»).

Позиция Федеральной палаты адвокатов по этому вопросу также звучала на съезде адвокатов. Комментируя эту норму, президент ФПА Юрий Пилипенко пояснил, что в течение многих лет существует практика, при которой суды, как правило, не вмешиваются в оценку обстоятельств, ставших основанием для привлечения адвоката к дисциплинарной ответственности. Введение изменений и дополнений в ст. 25 КПЭА, по его словам, обусловлено тем, что применение материальных норм Кодекса должно находиться исключительно в компетенции дисциплинарных органов адвокатского сообщества.

Пилипенко также привел некоторые статистические данные из отчета Совета ФПА за 2015–2016 годы: «Адвокатура настолько зрелая и достойная корпорация, что сама в состоянии определить границы поведения, допустимого для адвоката. За минувшие два года, например, было рассмотрено более 10 000 дисциплинарных производств, 5900 из них закончились вынесением дисциплинарных взысканий».

«Внесенные изменения придают решениям дисциплинарного органа – Совета региональной палаты адвокатов – статус «окончательности» и неоспоримости по материальным основаниям, что противоречит действующему законодательству, нарушает основополагающие права и свободы человека и гражданина», – говорится в заявлении Совета АП Удмуртии. Конституция, действующее законодательство (ч. 5 ст. 17 закона об адвокатской деятельности), а также нормы международного права (ст. 6 Конвенции о защите прав и основных свобод и документы ООО) не допускают произвольного ограничения права на судебное обжалование, подчеркивают в АП. Кроме того, согласно позиции высших судебных органов РФ, применение норм корпоративных актов, противоречащих закону, при осуществлении правосудия недопустимо.

Палата также отмечает, что п. 2 ст. 25 КПЭА изменили таким образом, что правовому регулированию в рамках Кодекса теперь подлежит лишь обжалование решений Совета АП о прекращении статуса, тогда как предыдущая редакция регулировала порядок обжалования любых решений Совета по дисциплинарному производству против адвоката. В связи с тем, что порядок и основания обжалования других «дисциплинарных» решений Совета АП сейчас не урегулированы ни законом об адвокатуре, ни КПЭА, для них будет применяться общий порядок обжалования, предусмотренный ГПК, и общий срок исковой давности, отмечают в АП Удмуртии. И добавляют, что такая «дифференциация порядка обжалования решений по дисциплинарному производству, когда дискриминационное ограничение вводится исключительно в отношении самой жесткой, связанной с лишением права на профессию, меры дисциплинарной ответственности», не поддается логике и противоречит закону.

Ссылаясь на все эти доводы, Совет АП Удмуртии заявил, что продолжит рассматривать дисциплинарные производства, а также выбирать правовую позиции по обжалованию в суде решений по таким делам «строго в соответствии с положениями Конституции, требованиями закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ» и иного федерального законодательства».

«При всем уважении к Дмитрию Николаевичу Талантову никак иначе, как самопиаром, я назвать все это не могу, – говорит Татьяна Бутовченко, президент Палаты адвокатов Самарской области (ПАСО). – С одной стороны, создается впечатление, что он отстаивает права своих адвокатов. Но в чем именно? Если он говорит, что в его палате все адвокаты вправе обжаловать решение в суд по фактическим обстоятельствам, у меня к нему вопрос: А зачем ваша квалификационная комиссия принимает незаконные решения, которые сподвигнут адвоката на обжалование? В деятельности нашей квалификационной комиссии я чаще всего слышу «Спасибо», потому что, когда мы голосуем, мы занимаем проадвокатскую позицию. И доверять судьбу адвоката суду я бы никогда не стала. И когда адвокаты обжалуют наше решение (такое тоже случается), судьи чаще всего меня спрашивают, почему не лишили статуса. Да потому что он наш коллега! И мы даем 101 возможность как-то по-другому организовать свою деятельность».

Если адвокат предает клиента, мы признаем, что это серьезное нарушение, и лишаем его статуса, продолжает президент ПАСО. А вот суд, отмечает она, признает страшным нарушением, если адвокат опоздал на 20 минут в судебное заседание. «Насколько по-разному складывается судейское убеждение и адвокатское. Понять существо адвокатуры может только адвокатский орган, – резюмирует Бутовченко. – В этой части, я считаю, мы просто закрываем адвокатов от судебного произвола».

«Принятая Съездом новая редакция КПЭА будет способствовать укреплению доверия не только к адвокатуре в целом, но и к каждому адвокату в отдельности как представителю общественно значимой, сложной и гуманной профессии, – считает президент АП Орловской области Сергей Мальфанов. – Относительно п. 2 ст. 25 я бы хотел отметить, что его новая редакция была принята доминирующим большинством. Сам проект Кодекса не был «спущен» откуда-то сверху, а разрабатывался внутри самой корпорации. Считаю, что применение материальных норм Кодекса должно находиться исключительно в компетенции дисциплинарных органов адвокатских палат субъектов РФ».

«Странно читать мнения отдельных лиц о якобы неконституционности положений п. 2 ст. 25 КПЭА», – говорит вице-президент АП Московской области Александр Орлов. Во-первых, сам Конституционный суд в своих актах отмечал, что Кодекс профэтики адвоката является корпоративным нормативным актом и не может быть предметом его (определения от 24 марта 2015 года № 690-О и от 25 февраля 2013-го № 278-О), напоминает Орлов. И применительно к положениям закона об адвокатуре, в том числе ст. 17, регулирующей прекращение статуса адвоката, КС указывал, что они адресованы адвокатам, регламентируют внутреннюю организацию адвокатского сообщества и порядок прекращения статуса адвоката, а потому не могут рассматриваться как затрагивающие конституционные права и свободы (определение от 1 марта 2007 года № 293-О-О). «В связи с этим указанные выше положения КПЭА не затрагивают никаких конституционных прав и свобод, что должно бы быть очевидным для людей с высшим юридическим образованием, – подчеркивает вице-президент подмосковной АП.

«По сути же самих положений ст. 25 Кодекса стоит отметить, что суд должен проверять акт адвокатской палаты на его соответствие требованиям закона, а не нормам морали, – добавляет Орлов. – Вспомним, что этика является разделом философии, а не отраслью права. В связи с чем, безусловно, суд не должен принимать на себя функции уполномоченного законодателем другого органа, в ведении которого находится принятие решения о наличии или об отсутствии в действиях адвоката дисциплинарного проступка. Такой вопрос не может быть разрешен иначе, чем органами адвокатской палаты».

При обсуждении создания системы обжалования дисциплинарных взысканий внутри адвокатской корпорации необходимо понимать, что в основе обозначенной проблематики находятся вопросы принципа правовой определенности и судейского усмотрения (в широком смысле – усмотрения правоприменителя) как важного инструмента реализации этого принципа. Прежде всего следует определиться с исходными посылками, которые должны пониматься однозначно.

Дисциплинарное производство, осуществляемое органами адвокатских палат, является юрисдикционной правоприменительной деятельностью. Эта деятельность в целом подчиняется тем же правилам и требованиям, что и осуществление правосудия.

И дело здесь не в объеме правомочий в отношении членов корпорации, а прежде всего в ответственности за правильность и обоснованность принимаемых решений.

Детально этот тезис проработан в мнении судьи Конституционного Суда РФ К.В. Арановского к Постановлению КС РФ от 26 мая 2011 г. № 10-П. Вот несколько цитат из этого документа.

Таким образом, дисциплинарное разбирательство в адвокатских палатах имеет ту же правовую природу, что и правосудие. С учетом терминологических особенностей ч. 1 ст. 118 Конституции РФ оно таковым называться, конечно, не может. Однако очевидно, что это – правоприменительная деятельность: вынесение обязывающих суждений, основанных на праве как системе регулятивных норм. Важно, что дисциплинарное производство советом адвокатской палаты разрешается по существу вынесением окончательного решения.

В свою очередь, принцип правовой определенности inter alia предполагает известную степень предсказуемости и возможности разумного прогнозирования решений юрисдикционных органов. Усмотрение правоприменителя – неотъемлемый инструмент этого принципа, позволяющий применять регулирующую норму не просто путем ее формально-логического переноса на конкретную жизненную ситуацию, но с учетом тех смыслов, которые были заложены в нее законодателем. Среди них и справедливость, и этичность, и социально-экономическое моделирование. Нормы права, предполагающие такое усмотрение, в теории принято называть относительно-определенными.

Принцип правовой определенности предполагает, что во всей системе применения относительно определенной нормы может быть лишь один субъект, наделенный правом свободного усмотрения. Этот субъект – орган, разрешающий дело по существу. Механизмы проверки решений и устранения допущенных в них ошибок не могут основываться только на ином взгляде проверяющего на то, как должно быть рассмотрено дело.

Данный подход в судебной правоприменительной практике полностью подтверждается статистически. Несмотря на то что апелляционная инстанция суда вправе пересматривать решения судов на предмет их законности и обоснованности, основанием к отмене в апелляции в 63% случаев становится неправильное применение судом норм материального или процессуального права. И только в 3,5% – недоказанность обстоятельств, которые суд считает установленными, т.е. элементов решения, отнесенных к усмотрению правоприменителя.

Анализ массива правоприменительной практики показывает, что суды придерживаются именно таких подходов в отношении решений, принимаемых органами адвокатского сообщества. Исключение составляют знаковые процессы, политически мотивированные дела, приобретшие значительный общественный резонанс. К сожалению, в этих случаях суды часто подвержены влиянию медийной составляющей.

Принцип правовой определенности при этом предполагает, что решения, вынесенные в результате рассмотрения дела по существу, не должны подвергаться сомнению. В ряде стран этот диссонанс устраняется посредством института платонической кассации, когда решение суда, основанное на неправильном применении закона, тем не менее не подвергается сомнению и оставляется в силе, однако уполномоченным органом дается разъяснение, касающееся правильного толкования и применения задействованной правовой нормы.

Создание же в ФПА РФ апелляционной инстанции, способной пересматривать решения региональных советов на предмет их обоснованности, представляется дорогостоящим и ненужным. Как показывает мировой опыт и опыт нашей судебной системы, это не станет эффективным способом исправления ошибок в правоприменении. Помимо прочего, такой подход поставит под сомнение самостоятельность советов региональных палат и их способность выражать мнение адвокатского сообщества региона.

Нельзя также забывать, что в дисциплинарном производстве применяются этические нормы, которые более динамичны, нежели нормы писаного права, и могут иметь особенности в правоприменении от региона к региону. Например, степень урона авторитету адвокатуры, нанесенного одним и тем же дисциплинарным проступком, может по-разному оцениваться адвокатскими сообществами, скажем, Москвы и Мордовии. Отсюда и разные подходы к определению меры дисциплинарного взыскания, применение которого совершенно очевидно отнесено к усмотрению дисциплинарных органов региональной палаты.

Конституционный Суд РФ неоднократно отмечал, что в рамках дисциплинарного производства не защищаются права заявителя, а значит, и их восстановление в процедуре апелляционного обжалования не требуется. Поэтому в качестве основных задач ФПА РФ видится обеспечение единообразия дисциплинарной практики, достижение единообразного толкования и применения этических норм сообщества.